Мокрая лента асфальта, крутясь и извиваясь змеей, уводит все дальше от Парижа. Сзади, за моросящей стеной дождя, скрылись набережные Сены, вонзившаяся в тучи, стрела Эйфелевой башни, розы в алмазных каплях у входа в отель с неоновой надписью "Frantour Suffren".

В аэропорту Шарля де Голля, похожего на летающую тарелку, на стеклах косые линии, расчерченные водяными струями. Нахохлившимися птицами с поникшими клювами, застыли на мокром поле носатые лайнеры. Мы сидим в затемненном заде аэропортовского кафе. Что-то пьем, стараясь заглушить боль расставания. Объявляют посадку. В голове старинный мотивчик: "На север поедет один из нас, на дальний восток другой". Мы стоим у регистрационной стойки. Ручеек пассажиров обтекает черную и белую фигурки, слившиеся в прощальном объятии. Бездонные глаза Адиль полны слез. Я сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. Служащая в элегантной бело-голубой форме не торопит нас.

"Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда", - гениальные слова о ситуации, тысячи раз повторявшейся. "Да и есть ли что-либо новое в этом мире? Наверно лишь то, что Адиль уносит серебристый лайнер, а не окутанный клубами дыма паровоз".

Наконец, мы разрываем объятия. Адиль подает регистраторше билет, и вскоре ее грациозная фигурка скрывается в посадочной галерее, ведущей в самолет. Я отхожу, отворачиваюсь к стеклянной стене, по которой катятся капли дождя, и смахиваю набегающую слезу. Закуриваю. В баре выпиваю двойной виски. Боль постепенно стихает. Так я сижу, пока не объявляют посадку на Москву.

Самолет наш, аэрофлотовский. Милые лица стюардесс кажутся родными и какими-то домашними. Долго не слышанная русская речь ласкает слух.

"Tout va bien que finir bien", - говорю себе философски, когда "Ил" отрывается от земли и, пробив облачность, ложится на курс. Стюардесса везет меж кресел столик с сувенирами и напитками.

- Не желаете ли что-нибудь купить? - обращается ко мне она.

- Пожалуй, дайте бутылочку "Джонни Уокер", - говорю я и лезу в карман за деньгами. Среди мятых франков рука натыкается на что то жесткое. Это миниатюрный конверт. Расплатившись за виски, я вскрываю его и достаю записку.

Милый Сэрж!

Я благодарна судьбе, что свела нас на плато Джос, за все, что случилось с нами. Частицу тебя я уношу с собой. Она будет напоминать мне о золотых днях моей жизни. Прощай.

Я закурил и глотнул виски. Мерно гудели моторы, сжирая в соплах километры на пути к Москве. Золото плато Джос, пески Сахары. Все это представлялось теперь фантастическим сном. Лишь записка, которую я держал в руках, подтверждала, что все произошло на самом деле.