Глава 6
Адиль проснулась до восхода солнца. Она лежала, не шевелясь, наблюдая, как сквозь щель шатра просачивался рассвет. Позавчерашний случай со львом, когда русский крепко прижал ее к себе на водовозке, не выходил из головы. Тогда, инстинктивно прильнув к нему, она ощутила сквозь тонкие одежды крепкое мужское тело, вызвавшее волну
мурашек, пробежавших по ее коже. Она поймала себя на мысли, что ей хотелось бы испытать это чувство снова. Младшей жены Лачи в шатре, как всегда, не было. Вот уже четвертый месяц как Лачи, своими юными прелестями чуть ли не каждую ночь ублажает обжору и пьяницу Яхъю. Слава Аллаху, что это у нее получается и Яхъя будто забыл о существовании Адиль. Она вспомнила, как Яхъя, сидя на верблюжьем пуфе, раскорячившись после возлияний и насмотревшись на ее танец, подзывал ее к себе, вырывал из рук бубен и, беря за волосы, нагибал ее голову к бессильно висевшему, как у старого осла, члену. Сначала ей удавалось взбодрить его утраченную мужскую силу, но потом это случалось все реже и реже. А когда появилась юная Лачи, Яхъя потерял к Адиль всякий интерес. Адиль вспомнила свою жизнь. Она принадлежала к гордому племени туарегов, считавшемуся в свое время властителями Сахары. Земли туарегов простирались от нагорья Хоггар до озера Чад и от пустыни Тенере до плоскогорья Аир. Многие туареги не смирились с колониальным владычеством французов и последующим искусственным разделением их земель между Алжиром, Нигером и Мали, ведя постоянную борьбу. Адиль родилась на севере Нигера, там, где барханы Сахары переходят в подвижные дюны пустыни Тенере. Она была единственным ребенком и отец, возивший контрабанду через Нигеро-Алжирскую границу в Таманрассет, желая видеть свою дочь образованной, послал ее в Ниамей, где Адиль три года училась в народной школе, давшей право потом учительствовать в деревне. В Ниамее Адиль впервые познала мужчину. Это был красивый, высокий молодой человек, преподававший им в школе. Многим из девушек он нравился, но у него в столице была семья и ни Адиль, ни ее подруги не помышляли о чем-либо серьезном. Однако, это все же случилось. Как-то во время кратких каникул, когда многие разъехались по домам, Адиль оставалась одна в комнате своего общежития. Абслям, так звали преподавателя, бывший в тот день дежурным по общежитию, вечером заглянул в комнату Адиль. Они разговорились. Постепенно беседа приняла игривый тон, и Адиль не заметила, как оказалась в объятиях Абсляма. В общем, она отвечала ему взаимностью. Туарегские женщины традиционно пользуются большой свободой и независимостью. Это проявляется во всем: они не закрывают лица, выйдя замуж, имеют раздельное имущество, а главное - свободны в выборе мужчин, что осталось еще с тех далеких времен, когда в племенах туарегов царил матриархат. Поэтому Абслям был удивлен, когда Адиль сообщила ему о своей девственности. Это придало Абсляму энтузиазма, но будучи человеком от природы деликатным, он заверил, что все сделает как нельзя лучше. Он поставил Адиль на колени, и рздвинув руками влагалище ввел член в неразработанное отверстие, пробив незначительную преграду. Встречи Адиль с Абслямом продолжались. Однако, они были вынуждены скрывать свою связь, что было непросто. А вскоре Адиль пришлось оставить школу в Ниамее, так как отец погиб на границе с Алжиром в перестрелке с патрулями, ловившими контрабандистов, и денег, чтобы платить за обучение, не было. Адиль возвратилась в Сахару, помогая матери вести хозяйство и присматривать за верблюдами. Потом устроилась работать деревенским учителем. Случившаяся через год чудовищная засуха и последовавший за тем голод, поставили их с матерью на грань смерти, и когда Яхъя, служивший вождям могущественного племени Джерма, пожелал взять себе Адиль, мать посоветовала ей соглашаться, полагая, что так сможет спасти хотя бы дочь от голодной смерти. Став то ли женой, то ли наложницей Яхъи, Адиль вскоре поняла, что совершала ошибку, но пути назад не было. Через полгода, встретив знакомого туарега, она узнала, что мать умерла. Адиль кочевала вместе с Яхъей, который со своими воинами, по велению вождей Джерема то сопровождал караваны контрабанды, то промышлял запрещенной охотой на слонов в районе озера Чад, и вот теперь охранял золотой прииск. День начинался. Адиль, прервав воспоминания, вылезла из шатра, и принялась за ставшие уже привычными дела. Кипятя воду, замешивая тесто, сбивая сыр, она, порой, бросала взгляд на палатки золотоискателей, стоявшие в стороне от шатров Яхъи. Она видела, как русский давал какие-то указания рабочим, потом уезжал на прииск, как после обеда лежал у борта палатки, спасаясь от жары, а когда солнце склонилось к западу и стало прохладнее, ушел по песку за холмы барханов. Она знала, что такие прогулки он совершал почти каждый вечер, направляясь каждый раз в разные стороны. Адиль незаметно проводила его взглядом и, когда фигурка русского скрылась из вида, вздохнула. Надо было доделать кое-что по хозяйству и главное подоить верблюдов, которые паслись в сухом русле уэда, где встречалась скудная растительность служившая им пищей. Однако, в уэде был лишь один верблюд, верблюдицы с верблюжонком не было. Адиль взобралась меж двух его горбов и направилась на поиски, зная, что уйти далеко они не должны. Качаясь между горбами степенно переставлявшего ноги верблюда, она перевалила через бархан и вдруг столкнулась с русским, шедшим навстречу. Она осадила верблюда. - Бон суар, месье, - слетело приветствие с ее языка.Я смотрел на нее, чувствуя, что она взволнована этой неожиданной встречей.
- Добрый вечер, мадам, нам с вами везет на необычные встречи, - произнес я, приветливо глядя на Адиль. - Куда же вы направляетесь?
- Мне надо подоить верблюдицу, но прежде ее требуется найти, что я и делаю, - отвечает Адиль.
- А вы не боитесь львов?
- Нет, Яхъя сказал, что лев забрел сюда случайно, теперь он далеко.
- А что делаете Вы? - спросила она в свою очередь.
- Просто гуляю, традиционный вечерний моцион. Возможность спокойно поразмыслить, отвлечься от действительности.
- О чем же вы размышляете?
- О разном, вот, хотя бы, о том, почему такая красивая девушка, как вы, досталась такому чудовищу, как Яхъя, - ответил я, улыбаясь.
- Как, кстати, вас зовут, а то кого спас ото льва и не знаю?
- Адиль, - отвечала она, глядя мне прямо в глаза.
- А вас? - Ну вообще-то месье Серов, но можно просто Сэрж, - сказал я свое имя на французский, более привычный нигерцам манер.
- Хотите я прокачу Вас? - вдруг спросила Адиль, принуждая верблюда опуститься.
- Что ж, это любопытно. Никогда не ездил на верблюде, тем более с нигерийкой, - согласился я.
- Я туарежка, - гордо возразила Адиль, сдвигаясь вперед и показывая место на спине верблюда сзади себя.
Когда я взгромоздился, верблюд поднялся и зашагал по направлению к склонившемуся к западу солнцу. Наша тела ритмично покачивались между горбами в такт неторопливому шагу корабля пустыни. Я не знал, куда деть руки, ухватиться было не за что. - Держитесь за меня, - бросила Адиль. Через тонкую ткань она ощутила крепкое мужское тело и, как тогда на верху водовозки, по ее коже побежали мурашки. Легкое дыхание русского щекотало шею. Невольно она прижималась к нему спиной все плотнее и, кажется, ее токи передались. Вдруг она почувствовала, что
рука русского будто случайно коснулась ее груди и, уловив взбухший сосок, стала его легонько гладить. Ощутив ее возбуждение, вторая его рука скользнула вниз по внутренней поверхности бедра, двигаясь все дальше, пока сквозь тонкую материю не нащупала вспухший меж жесткой щетки волос клитор, прикосновения к которому были для Адиль сладостными. Она начала млеть, чувствуя ягодицами, как рвется наружу горячая мужская плоть. Не оборачиваясь, она расстегнула на его брюках молнию, рукой ощутив, как вырывается на свободу представлявшийся громадным еще не видимый член. Привстав, она второй рукой приподняла одежды и, ловя его на ощупь развергшимся влагалищем, утопила его в своем лоне. Некоторое время два слившихся тела покачивались в ритм мерного верблюжьего шага. Наконец Адиль вскрикнула, застонала, забила ногами по его бокам. Мышцы ее влагалища периодически сокращались, будто благодарно пожимая утративший мощь член. Верблюд рыкнул и понесся вперед, пыля и поднимаясь на песчаный бархан. Наверху Адиль остановила верблюда, заставив его лечь. Мы сползли со спины, кажется еще не осознав до конца, что произошло.- Так любят кочевники, Сэрж, - произнесла Адиль, раскинувшись на песке.
- И ты узнаешь, как любят туарегские женщины, - сказала она, сбрасывая с себя все и раздевая меня.
Мы оказались лежащими на теплом песке, легкий ветерок обдувал наши разгоряченные тела. Набрав горсть песка, Адиль теплой струйкой стала сыпать его на мои яйца и на член. Такая необычная утонченная ласка оказала свое действие и вскоре я был снова во всеоружиии. Облизав член и освобождая все от случайно прилипших песчинок, Адиль забралась на меня. Погружая член все глубже в свой рот, одновременно начав ездить клитором по моему носу. Это было обескураживающе, но столь необычно и столь сладостно, что я ошалел. Я чувствовал непередаваемый возбуждающий запах молодой дикой самки. Наверное так любили тысячу лет назад ее чернокожие предки на караванных тропах, затерянных среди сахарских песков. Потом она оседлала меня и, наконец, достигнув кульминации, забилась в судороге, молотя красноватыми пятками шоколадных ног по песку. Не в силах больше сдерживаться затрепетал в сладостных конвульсиях и я. Солнце клонилось к закату. Длинные тени ложились на песок. Странное зрелище представляли две, слившиеся в объятиях, разноцветные фигурки на вершине бархана и лежащий рядом верблюд. С этих пор начались наши тайные встречи. Я продолжал свои традиционные вечерние прогулки, к которым туземцы давно привыкли, считая их блажью белого человека. А Адиль ходила за верблюжьим молоком и неслучайно пути наши порой пересекались. Мы все больше привязывались друг к другу, отдавая себе отчет в том, что для обоих нас все это может закончиться однажды весьма трагически. Но не было сил противиться. Нас неумолимо влекло друг к другу, несмотря на смертельную опасность. Иногда казалось, что она даже придает нашим тайным встречам особую прелесть, так жгучий перец делает еду пикантной.
На главную страницу