Наутро ветер усилился. В воздухе неслась песчаная поземка, на земле рябь напоминающая снежные заструги. Уже несколько часов мы в пути. Натужно ревет мотор, "Лендровер" как раскаленная жестянка. Ноет шея, гудят вцепившиеся в баранку руки, кажется еще чуть-чуть и расплавишься вместе с двигателем. Судя по всему, мы в районе Нигеро-Алжирской границы. Занозой в голове неотвязная мысль: "Удастся ли благополучно проскочить ее?"

Пограничные блок-посты здесь редки. Лишь иногда пройдет патрульная машина, да еще реже пролетит вертолет. Погода сейчас явно нелетная, а поднявшийся в воздух песок заметает наш след. Но время тянется медленно, и я будто натянутая струна. Пот застилает глава, мешая вести машину, ныряющую из одного уэда в другой.

- Патруль! - вдруг вскрикивает Адиль, вытягивая руку вправо. Замерло, а потом бешено заколотилось сердце, готовое выскочить из груди. Я смотрю вдаль, но ничего не вижу. Наконец замечаю почти у самого горизонта движущуюся точку, за которой тянется пыльный шлейф. Перекладываю руль влево и прибавляю газа. Взвывает двигатель и машина устремляется вперед. Стремительно летят минуты, но расстояние меж нами неуклонно сокращается, состязание моторов мы явно проигрываем. Взгляд падает на закрепленный в держателе автомат Аззи. В нем всего несколько патронов и это конечно не аргумент в споре с хорошо вооруженным патрулем. Левой рукой я отстегиваю защелку и, вытащив автомат, выбрасываю его из окна. Падая, он зарывается глубоко в песок. Адиль смотрит на меня вопросительно, намертво вцепившись в поручень.

- Мы заблудившиеся туристы. Собирались осматривать древние наскальные рисунки. Сумка с документами случайно выпала во время движения, и найти ее потом мы не смогли, - проговариваю я для нее стержень нашей легенды.

- А золото? - спрашивает Адиль.

- Засунь его куда-нибудь под сиденье, - бросаю я, стискивая зубы и видя в зеркало, что патруль все ближе.

Ясно, что нам не оторваться от погони и, чтобы не провоцировать военных на стрельбу, я сбрасываю газ. Мощный тупорылый армейский пикап-"Мерседес" цвета хаки уже совсем близко. Выполняя требования патруля, я останавливаю "Лендровер". Военных двое, с автоматами, одеты небрежно. Похоже, солдаты, во всяком случае, знаков различия не вижу, но тон явно задает тот, что за рулем. Настроены агрессивно.

Другого я и не ожидал, но что-то в их поведении явно не так, не соответствует обычным действиям пограничников, поймавших нарушителей. Это рождает смутное беспокойство. Солдаты перебрасываются с Адиль несколькими фразами на местном наречии, чему-то ухмыляются.

- Сэрж, это дезертиры, - тихо сообщает мне Адиль. Так вот, в чем причина их необычного поведения. Здоровенный водила, оттолкнув меня в сторону дулом автомата, забирается в "Лендровер" и начинает обшаривать его. Под сиденьем он обнаруживает саквояж, где лежит мешочек с золотом. Открыв его, он вначале даже не понимает, что это. Он задает несколько вопросов Адиль. Подбегает второй солдат. Глупо улыбаясь, они смотрят, как сверкающие золотинки струятся меж их темных пальцев, погруженных в золотой песок. Дикий гортанный крик восторга потрясает пустыню. Шофер выбрасывает вверх руку с автоматом, и грохот выстрелов разрывает тишину. Кажется, они готовы броситься в пляс, еще не веря в привалившую удачу.

Наконец шофер что-то говорит своему спутнику, и тот переливает весь бензин из нашего "Лендровера" в баки военного "мерседеса", потом хватает Адиль за руку и тащит ее в кабину "Мерса".

- Эй! Нельзя ли повежливей? - едва успеваю сказать. Неожиданный мощнейший удар в голову валит меня с ног. Сознание меркнет.

- Сэ..э..рж! - эхом доносится откуда то из глубины отчаянный крик Адиль. Пытаюсь подняться, но тело не слушается, все кружится. Лежа на песке, сквозь застилающую глаза пелену дурмана вижу, как шофер садится в машину. Адиль зажата меж ними.

"Значит, я остаюсь здесь", - медленно проворачивается в мозгу мысль, не вызывающая почему то никаких эмоций. Будто это не меня бросают умирать в пустыне. Заработал двигатель. Вдруг дверца кабины распахнулась и шофер, выпрыгнув из кабины, пошел вперед, на ходу расстегивая широкие мухаммедовы штаны, очевидно намереваясь отлить перед дальней дорогой.

Оглушительный грохот взрыва внезапно расколол тишину пустыни, ударив в лицо спресованным раскаленным воздухом. Там, где он только что стоял, взметнулся вверх сноп огня и перемешанного с песком дыма. Россыпь осколков ударила в машину, пронеслась ветром надо мной. И опять тишина, лишь ветер перекатывает у земли тонкие песчинки. Я поднялся сначала на корточки, встал, борясь с дурнотой, и медленно пошел к иссеченному осколками "Мерсу". Навстречу мне из кабины вылезла Адиль. Ее голова в осколках стекла, взгляд безумный.

- Что это, что это, Сэрж? - испуганно твердит она. В кабине на сиденье - залитое кровью тело солдата. Осколок пробил ему переносицу. От шофера лишь кровоточащие останки, разбросанные по сторонам.

- Кажется, противопехотная мина, - медленно говорю я скорее для себя, чем для нее, и утверждаюсь в этом все больше вспоминая предостережение отца, узнавшего, что я уезжаю в Африку.

Отец много лет прослужил в одном из управлений Минобороны, поставлявшем военную технику и оборудование для ее ремонта всем нашим африканским друзьям, боровшимся против колониализма, и неплохо знал ситуацию там.

"Будь осторожен сын", - сказал он, обняв меня, когда мы прощались. "В годы своего хозяйничанья в Африке французы, борясь с аборигенами, поставили множество противопехотных мин в районе границ, в горах, на тропах, на подходах к блок-постам. Много людей стали их жертвами". Тогда я не придал этому значения. Теперь же, приходя в себя и осмысливая происшедшее, я начинал понимать, что отец оказался прав.

Мы сидели с Адиль на песке. "Да, отец прав, думал я, взрыв мины, наличие которых я почему-то никогда не брал в расчет в своих долгих скитаниях по Африке, освободил нас от дезертиров, но такой же взрыв запросто поставит точку и в наших жизнях. Надо обходить стороной опасный участок". Через силу я заставил себя встать, перелил бензин обратно в наш старый "Лендровер", бросил на сиденье золото, уложил сзади Адиль, все еще не оправившуюся от контузии, и медленно тронулся, сначала обратно по своему следу, потом ушел в сторону и, наконец, широкой дугой повернул вправо, держа направление на северо-запад. Оставалось немного светлого времени, и надо было как можно дальше вклиниться вглубь алжирской территории. Когда солнце закатилось, я остановил машину, заглушил двигатель и, обессиленный, заснул прямо на сиденье. Адиль не проснулась. "Кажется, мины мы все-таки проскочили", - мелькнула последняя воспринявшаяся сознанием мысль.